(26-06-2019 15:53)element писал(а):  Не только джаз был "запрещён" в те небезизвестные годы,но и музыкальные инструменты.

Цитата:...Филомено вернулся на освещенную площадь, и ему вдруг показалось, что город невероятно постарел. На обветшалых стенах проступили морщины, трещины, расщелины, появились пятна плесени и древнего грибка, разъедающего непрочные творения человека. Колокольни, мозаики, купола и эмблемы, красующиеся на плакатах по всему белому свету, чтобы привлекать обладателей travellers cheques, утратили из-за этих бесчисленных изображений волшебную силу святых мест, которые требуют, чтобы тот, кто хочет созерцать их воочию, преодолел в пути преграды и опасности. Казалось, будто уровень воды поднялся. Быстро проносились моторные лодки, бурлили мелкие, но упорные, неустанные волны, разбиваясь о сваи и деревянные столбы, на которых высились дома, кое-где обманчиво подновленные при помощи строительной косметики и пластических операций, произведенных рукой современного архитектора.

Венеция как будто с каждым часом все глубже погружалась в мутные, взбаламученные воды. Глубокая печаль нависла этим вечером над больным дряхлеющим городом. Но Филомено не был печален. Никогда он не был печален. Сегодня вечером, через полчаса, состоится концерт – столь долгожданный концерт того, кто всех призывает своей трубой, как бог Захарии, господь Исайи, или как велит самый радостный псалом Священного писания. И, зная, что ему предстоит выполнить еще немало задач там, где музыка подчиняется четкому ритму, Филомено легким шагом направился к концертному залу: афиши извещали, что через минуту зазвучит труба несравненного Луи Армстронга.

И Филомено показалось, будто единственное, что осталось для него в этом свайном городе живым, современным, стремительным, летящим, словно стрела, в будущее, был ритм, ритмы простейшие и вместе с тем полные глубокого смысла, существующие только здесь, на земле, и нигде более, ибо люди доказали – совсем недавно, конечно, – что в сферах есть только музыка самих сферических тел, однообразный контрапункт их круговращений, ведь, даже поднявшись на Луну, обожествленную в Египте, Шумере и Вавилонии, жители Земли с огорчением обнаружили там лишь свалку никчемных камней, звездную пыль и обломки других, летящих по более отдаленным орбитам светил, уже показанных нам в астрономических атласах и показавших, что наша иной раз довольно мерзкая Земля, в конце концов, не такое уж дерьмо и не так недостойна благодарности, как кое-кто утверждает – ведь что бы ни говорили, это самый жилой Дом во всем Мироздании, – а у проклятого и испорченного человека, которого нам не с кем сравнивать за неимением других людей в Солнечной системе (быть может, потому он и оказался Избранником, ничто не доказывает противного), нет более высокой цели, чем постичь смысл собственной жизни.

Пусть ищет решения своих проблем в оружии Огуна или на путях Элегуа, в Ковчеге завета или в Изгнании торгующих из храма, в платоновском базаре идей и предметов потребления или в знаменитом «аргументе-пари» Паскаля и иже с ним, в Слове или в Вере – это уже не его дело. Филомено пока что собирался решить их при помощи музыки земной, ибо музыка сфер его ничуть не волновала. Он показал свой ticket у входа в театр, капельдинерша с невероятно толстым задом – негру все представлялось особенно явственным, почти осязаемым – проводила его на место, и под гром, оглушительный гром рукоплесканий и приветствий появился чудодей Луи. И, поднеся трубу к губам, вдохновенно, как умел только он один, начал мелодию «Go down, Moses», затем перешел к «Jonah and the Whale», и звуки неслись из медного раструба к театральным небесам, где замерли в полете розовые музыканты ангельского хора, возможно обязанные своим рождением светлой кисти Тьеполо. И снова Библия претворялась в ритм и жила меж нами вместе с «Ezekiel and the Wheel», пока не вырвалась на простор в звуках «Hallelujah, hallelujah», которые неожиданно напомнили Филомено образ Того – Георга Фридриха той ночи; теперь он покоился под барочной статуей Рубильяка в большом мраморном приделе Вестминстерского аббатства рядом с Пёрселлом, который тоже знал толк в грозных и торжественных трубах.

Но вот вслед за виртуозом заиграли новое произведение инструменты, собранные на сцене: саксофоны, кларнеты, контрабас, электрическая гитара, кубинские барабаны, маракасы (а может, это и есть «типинагуа», упомянутые когда-то поэтом Бальбоа?), цимбалы, деревянные брусочки, постукивающие в руках музыканта, словно молотки по серебру, барабаны с приглушенным звуком, щетки, треугольники-систры и рояль с поднятой крышкой, который в давние времена, помнится, назывался как-то вроде «хорошо темперированный клавир». «Пророк Даниил, тот, что многому научился в Халдее, рассказал об оркестре, который состоял из медных, цимбал, цитры, арф и самбук и, наверно, очень походил на этот», – подумал Филомено.

Но тут все инструменты, следуя за трубой Луи Армстронга, грянули энергичное strike-up ослепительных импровизаций на тему «I can't give You Anything but Love, Baby» – нового концерта барокко, к которому, как нежданное чудо, присоединился залетевший через слуховое окно звон часов: мавры отбивали время на Часовой башне.

(27-06-2019 00:06)gene_d писал(а):  не хотите - не читайте... ваша потеря - не моя потеря.

(27-06-2019 00:20)moonbeam писал(а):  Вы же прекрасно знаете в какие годы это все было написано.

(27-06-2019 00:20)moonbeam писал(а):  И о фокстроте и о Голубом Танго как о ДЖАЗЕ тогда говорил не только Солженицын.

(27-06-2019 00:20)moonbeam писал(а):  Да и не этим он ценен

(27-06-2019 00:30)gene_d писал(а):  да, это так... но зачем приводить в пример именно то, что, мягко говоря, написано без всякого понятия о предмете.
почему не привести цитату, скажем, из Аксёнова, который уж в музыке-то разбирался?

Цитата:«Ах, джаз, джаз, любовь моя — мой триумф и моя Голгофа… я переживал, мучился и старался отбиваться, защищать джаз, дело своей жизни…», — так Утёсов выразил своё отношение к джазу в книге «Спасибо, сердце». ... Но на самом деле был приверженцем совсем другой музыки, которую маркировал как джаз.

Справедливости ради надо сказать, что он не был одинок в своём заблуждении. Организаторы первых российских эстрадных оркестров занимались, как правило, не джазом. Происходило это потому, что американские и европейские оркестры, которые они слышали на Западе, не были представителями истинной джазовой культуры.

...Советские «деятели искусств» принимали за джаз, главным образом, западную популярную музыку, а именно — американские танцы, популярные песни, sweet music (сладкая, приятная музыка). А джазовыми музыкантами считали тех, кто играл шимми, фокстрот, чарльстон, танго, пел весёлые песенки или душещипательную лирику. Само же слово «джаз» использовалось в качестве модного, броского ярлыка.

...Что касается джаза, то возникает такое впечатление, что Леонид Осипович никогда и не пытался его осваивать ни как певец, ни как инструменталист, ни как аранжировщик, если только не принимал за джаз простенькие американские песенки из своего репертуара, вроде «Морского блюза» или «Негритянской любви» . Утёсов не ориентировался ни на одну крупную джазовую фигуру, хотя слышал Армстронга, Эллингтона, упоминал Чарли Паркера. Для Утёсова образцом «хорошего джаза» служил оркестр Пола Уайтмана, который, как уже говорилось выше, играл популярно-развлекательную музыку...

...Лауреат международных фестивалей, джазовый пианист Леонид Чижик, работавший в утёсовском оркестре с 1968 по 1971 годы, вспоминает, что «оркестр всё больше походил на группу, аккомпанирующую стареющей звезде». Доходило до курьёзов. Однажды Чижик использовал несколько специфически джазовых аккордов для того, чтобы придать свежесть аккомпанементу утёсовских песен. Это вызвало у артиста явное недовольство. А когда Чижик попросил отпустить его для участия в международном джаз-фестивале, Утёсов воскликнул: «Лёня! Что за джаз? Какой джаз?» Или же посмеивался над оркестрантами-джазменами: «Этот ваш джаз-смас!».

Известный джазмен и композитор Юрий Маркин, работавший в оркестре с 1973 по 1977 годы, говорил: «Утёсовский джаз являлся по отношению к настоящему джазу тем же, чем является наша блатняга к французскому шансону… Мэтр был уверен, что джаз как таковой советским людям чужд и не нужен».

Цитата:Иногда его оркестр исполнял и записывал что-нибудь вроде "Ночь и день" Кола Пор­тера или "Штормовая погода" Гарольда Арлена, но наряду с этим самому Утесову со­вершенно не нравилась, например, музыка Вуди Германа и Стэна Кентона, и он говорил джазовой общественности Манчестера: "Мы были удивлены, что такая музыка пользуется популярностью за границей среди отдельных любителей. Это голые шумовые модели без какого-либо содержания. Мы, советские музыканты, считаем английский оркестр Джеральдо лучшим из эстрадных организаций Запада с точки зрения искусства и музыкальной культуры.

Джазовые вкусы Утесова ограничились Тедом Льюисом, Гаем Ломбарди, Джеком Хилтоном, Джеральдо и аналогичными эстрадными развлекательными оркестрами 30-х годов. ... Хотя в Европе Утесова иной раз называли "русским королем джаза" (в той же "Манчестер Нардиэн"), но это было столь же несуразно, как в свое время в США "королем джаза" считался Пол Уайтмэн.

Уже в 1961 году в своей книге "С песней по жизни" Л. О утверждал: 'Сейчас нет надобности никого убеждать, что современный американский джаз — явление весьма далекое от джаза советского. Он придерживался своей собственной, давно устоявшейся музыкальной морали. и пытался возвести стену между своими прежними представлениями и тем миром музыки, в котором ему теперь довелось жить.

...когда в середине 60-х тот же Баташев в процессе работы над своей книгой обратился за какой-то консультацией к Утесову, то он однозначно заявил ему: "Я ненавижу ваш джаз!

Цитата:Владимир Набоков говорил: «Художественный талант Горького не имеет большой ценности» и «не лишен интереса» лишь «как яркое явление русской общественной жизни», Горький «псевдоинтеллигентен», «обделен остротой зрения и воображением», в нем «напрочь отсутствует интеллектуальный размах», а его дар «убог». Он стремится к «плоскому» сентиментализму
«в худшем варианте», в его произведениях нет «ни одного живого слова», «одни готовые штампы», «сплошная патока с небольшим количеством копоти».

Не менее язвительно о писательском даровании Горького отзывался Мережковский: «О Горьком как о художнике именно больше двух слов говорить не стоит. Правда о босяке, сказанная Горьким, заслуживает величайшего внимания; но поэзия, которою он, к сожалению, считает нужным украшать иногда эту правду, ничего не заслуживает, кроме снисходительного забвения».

Другой признанный носитель высокого литературного вкуса И. А. Бунин прямо писал о «беспримерной незаслуженности» мировой славы Горького («Горький», 1936), обвиняя его чуть ли не в фальсификации собственной босяцкой биографии.

Но рядом с этими уничижительными характеристиками несложно поставить другие — прямо противоположные, дышащие любовью к Горькому и восхищением к его таланту. По слову Чехова, Горький — «настоящий», «залихватский» талант, Блок называет его «русским художником», вечно язвительный и сдержанный Ходасевич пишет о Горьком как о писателе высокой пробы, а Марина Цветаева отмечает по случаю присуждения Бунину Нобелевской премии: «Я не протестую, я только не согласна, ибо несравненно больше Бунина: и больше, и человечнее, и своеобразнее, и нужнее — Горький. Горький — эпоха, а Бунин — конец эпохи».

(28-06-2019 11:48)WoWaN писал(а):  Кто например ?
На сколько хорошо знакомы с историей Горького ?

(28-06-2019 17:20)BorisIvanovich писал(а):  а чего только надо высказывания Горького выслушать о джазе ? . и другие известные писатели тоже про джаз имеют свои высказывания .