Интервью Ричи журналу Sounds, 11 октября 1980 :
После шквала слухов, появившихся после ухода Кози Пауэлла – события, которое, по мнение СМИ означало последний гудок для Rainbow – было приятно узнать, что группа все еще в полной боевой готовности. Всего несколькими месяцами ранее заручившись поддержкой мощных рук малоизвестного барабанщика из Лонг-Айленда Бобби Рондинелли, группа уже быстро и яростно работает над следующим студийным альбомом.
Итак…Местом записи нового альбома стала новая студия Sweet Silence в Копенгагене, которую группа нашла, решив записать совершенно новую песню для второй стороны сингла 'All Night Long' прямо во время тура в Дании. Результатом стал красивый инструментал под названием 'Weiss Heim' (название дома Блэкмора на Лонг-Айленде, в переводе с немецкого означающее «Белый Дом». Это первое место, где Ричи смог получить хороший гитарный звук за несколько часов, а не за несколько дней.
По приезду в студию нас встретила группа (за исключением Грэма Боннета, который вернулся домой в Лос-Анджелес (Боннет во время этих сессий уже практически и не присутствовал – прим. Пер.)), которая сообщила нам, что запись альбом идет хорошо, но немного медленнее, чем ожидалось. Грэм должен вернутся, когда группа закончит инструментальные партии, и им еще нужно завершить две песни. У них уже есть два кандидата на синглы, одна из них – песня Расса Балларда под названием 'I Surrender' , а другая написана другом Ричи и называется 'Magic'.
Альбом выйдет не раньше февраля, но даже сейчас я могу спокойно сказать, прослушав несколько отрывков, что это будет одна из самых тяжелых пластинок Rainbow, включая сногсшибательный инструментал и необычную концовку!
Блэкмор был в очень хорошем настроении, когда мы разговаривали, что опять доказывает, что он не бессердечная сволочь, каким его все выставляют, он был рад объявить о создании фан-клуба Rainbow, который он сам лично поддерживает и управляет с помощью близкого друга Яна Броада.
Только недавно я понял, что у Блэкмора есть очень четкое и определенное представление о Rainbow, у него много идей насчет того, как надо управлять группой, чтобы сохранить ее свежесть и энергию, и предостеречь ее от состояния, в котором находятся многие другие, ставшие старыми версиями самих себя, шлюхами индустрии, жертвами договорных обязательств.
Со стороны может показаться, что постоянными сменами составов Ричи напоминает Суини Тодда, бесчувственно вырубая музыкантов из своей группы с такой постоянностью, что кажется, что он получает некое удовольствие от этого процесса.
На самом деле, это совсем не так. Политика Блэкмора в отношении Rainbow крайне позитивна и логична: он определенно знает как избежать пути, превращающие этот бизнес в механический и сознательно нетворческий процесс. Он обладает подходом настоящего музыканта, опираясь на свою природу, что и делает Rainbow такой чертовски хорошей группой.
Мы провели интервью в холле отеля ранним утром. Мы делали это под аккомпанемент любимых песен Блэкмора, которые звучали из его маленького переносного кассетного магнитофона…
- Давайте начнем с Доннингтона, были ли вы довольны этим событием?
- Да, я был очень удивлен Доннингтоном, удивлен в приятном смысле, мне показалось, что концерт в целом прошел очень хорошо, потому что все действительно могло закончиться катастрофой, было проделано столько работы. Я был удивлен реакцией прессы. Но потом я подумал об этом и решил, что нас принято ругать. Я читал несколько писем от поклонников, судя по тому, что они говорили, не похоже, чтобы эти журналисты были на том же концерте, но, очевидно, они писали эти рецензии еще до того, как пришли на концерт. Мне понравилось, и, хотя мне всегда интересно, что говорят критики, для меня важнее всего мое мнение, а я считаю, что это был очень хороший концерт.

- Прислушиваетесь ли вы к критике?
- Да, нужно быть дураком, чтобы не прислушиваться, но у меня ко всему этому циничный подход. Пресса становится все злее и злее, за последние три года журналисты стали невероятно грубыми. Мне кажется, что функция прессы состоит в том, чтобы информировать людей о том, что происходит, говорить о хороших и плохих событиях и об их причинах. Но все, похоже, происходит так: «Давайте всех поругаем, потому что они зарабатывают намного больше нас, тогда как старый бедный я не могу купить пинту пива». Этим они не расстроят поклонников, поклонникам только скучно читать такие тупые обзоры.
- Заботит ли вас американский рынок?
- По своему я пытаюсь пробиться туда, но я точно не схожу от этого с ума. Хотя я и живу в Америке, я считаю, что европейцы гораздо разборчивее, когда дело касается групп. В целом, группы, которые известнее в Европе, лучше, они значат и говорят больше. В Америке нужно залезть в маленькую глянцевую коробочку и правильно себя позиционировать. Необходимо иметь стопроцентную поддержку звукозаписывающей компании, а также платить нужным людям, а другим давать кокаин. Я нахожусь на стадии, когда говорю: «Извините, я не могу заниматься этим». Если для этого нужно заниматься подобными вещами, то я лучше останусь безызвестным идиотом, я не собираюсь вставать в эти границы. Если я не могу сказать что-то гитарой – ну и ладно, как бы грубо это ни звучало.
- Как обстоят дела с новым альбомом?
- Этот альбом будет гораздо тяжелее, это больше альбом для вечеринок. Мы играем все в быстром темпе, пока что у нас нет ни одной медленной песни на альбоме, потому что я верю, что люди хотят веселиться. Столько всего происходит в политике, обстановка так подавлена, не думаю, что людям надо напоминать обо всем этом. Также я начинаю терять классическое влияние, хотя оно осталось и всегда останется со мной, сейчас я не так одержим ей, как несколько лет назад. Где-то 4 года назад я не слушал ничего, кроме классики, сегодня я выключаю ее и слушаю тяжелый рок, который нахожу освежающим. С классической музыкой я дошел до того, что больше не хочу играть ее людям. Мне кажется, что чем старше становишься, тем больше интересуешься ей, потому что это тонкая музыка, нужно расти как личность, чтобы понять ее. Но, хм, сейчас я, похоже, не хочу никуда расти. Я прохожу через стадию, когда слушаю гораздо больше рок-н-ролла, и я доволен, потому что я начал волноваться, не утратил ли я интерес к нему. В какой-то момент все, что я играл, была барочная музыка, странная музыка, много церковной музыки…может быть, я искал пристанище от чего-то…не знаю. Сейчас я завожусь, играя тяжелый рок, и поэтому альбом будет более быстрый. Из-за постоянных смен состава кажется, что вы насыщаетесь от проблем.
- Да, мне не нравится, когда все идеально, рок-н-ролл не должен быть милым. Я не считаю группу группой, пока в ней нет раздражения. Я удовлетворяюсь Rainbow, потому что я заставляю ее двигаться, люди приходят и уходят, новая кровь дает мне энергию. Я меняю участников только для того, чтобы люди могли сказать: «О, вот и все, на этот раз Блэкмор действительно п****нулся», мне нужно, чтобы люди так говорили, потому что это дает мне остроту, которая мне необходима.
- Вас не расстраивает постоянная смена составов?
- Нет, меня расстраивает состав группы. Я не бессердечный человек, но когда я чувствую, что кого-то надо убрать, то приходится делать это. Я не собираюсь удерживать группу до такого состояния, как Deep Purple. Я ушел из Purple потому что чувствовал, что мы становились несвежими, и с некоторыми участниками Rainbow я обнаружил, что мы тоже становимся несвежими. Мне нравиться обновляться, почти как вампиризм. Я насыщаюсь кровью музыкантов, а когда кровь засыхает, я избавляюсь от них (смеется). Нет, мне не особо нравится думать, что я избавляюсь от них, я просто перевожу их на другое поле. Я ищу идеальный состав, как все ищут идеальную женщину. Я не ищу идеальную группу, я ищу группу, с которой мне будет интересно играть…а это сложно. Не потому что я перфекционист, а потому что я чертовски привередлив, как мне кажется.
- Был ли этот идеальный баланс достигнут в Purple?
- Нет, в Purple его не было. Я был очень воодушевлен и считал честью играть в Purple, потому что все это было для меня в новинку, я был благодарен за то, что у меня были концерты и я не голодал. Но некоторое время спустя я начал понимать, что я не так уж много говорю, как и вся группа, хотя многие думали, что мы что-то значим. Мы сделали много такого – и я говорю о себе в том числе – что ничего не значит, это были просто наши наработки. Очень сложно придавать смысл всему, что делаешь.
- Когда появились первые разговоры о реюнионе Purple, это казалось классной идеей. Сейчас, кажется, что в этом замешано много политики. Если эта затея осуществится, как вы отделите бизнес от удовольствия?
- Я просто должен изолировать себя от людей, с которыми мне не хочется находиться, и общаться с людьми, которых я хочу видеть, а это участники группы. Пока группа хочет играть, все в порядке. Я не собираюсь никого толкать на это, я знаю состав, в котором я бы хотел играть. Но за последние шесть месяцев было столько суматохи, что мне стало скучно, и это также должно быть скучно и для публики. Я думал об этой идее как о ностальгической, а сейчас все, похоже, восприняли ее слишком серьезно. Первоначально в плане было собраться на месяц, никаких записей, просто один тур.
- Если бы это случилось, стали бы вы сочинять новый материал?
- Мне очень интересно поработать с Яном Гилланом, потому что я считаю, что у него много идей. Он всегда был честным парнем, который умеет стоять на своем. - Разозлились ли вы из-за New Deep Purple (Версия DP 1980-го года с Родов Эвансом – прим. Пер.)?
- Нет, кажется, где-то день меня это злило, но я недавно прочитал интервью с Родом Эвансом в Sounds, он не изменился, он действительно хороший парень, нет никакой злобы. Возможно, он хотел заработать на этом деньги, которые, по его мнению, он не получил в начале. Но все это закончилось, сейчас этим занимаются адвокаты, все закончилось.
- Как так получилось, что название Deep Purple в Америке значит намного больше, чем отдельные проекты участников?
- Не знаю, думаю, американцы путаются, потому что в Rainbow, Whitesnake или где-то еще мы играем в том же духе, что и в Purple, но пока у нас нет этого имени, они держатся в стороне. Может быть, мы были одной из тех групп, которые распались в неподходящий момент.
- Вам все еще нравится играть вживую?
- Чаще всего мне нравится играть вживую, но есть места вроде Уэмбли, где мне играть не нравится, поэтому я не особо стараюсь, когда не получаю удовольствия.
- Волновались ли вы, когда Кози ушел?
- Нет, потому что я знал Бобби, и, хотя у него не было репутации, я видел как он играет, он был великолепен. У него много животных инстинктов, он очень сильно бьет по барабанам и знает, почему он бьет по ним с такой силой. Он чертовски техничен, он обучает игре на барабанах, и я считаю, что важно знать почему и как надо играть на инструменте.
- Как вы нашли его?
- Я увидел его в маленьком клубе на Лонг-Айленде под названием Samantha, он играл на чьей-то установке, которая разваливалась на ходу, но я сразу же мог сказать, что он великолепный ударник. По-видимому, его хотели взять к себе Kiss, но он решил с нами играть музыку, которую он любит, а не с Kiss ради денег.
- Вы всегда работаете очень близко со своими барабанщиками…
- Я всегда пишу музыку с барабанщиком, я всегда сочиняю риф, исходя из темпа, также я делал с Яном Пейсом, но не так часто к Кози.
- Что насчет записи коммерческих песен вроде 'Since You've Been Gone'?
- Я просто подумал, что нам необходимо немного обновиться, немного продвинуться в коммерческую сторону, потому что мы были чересчур тяжелыми и андерграундными. Хендрикс как-то сказал, что каждому нравится слышать свою музыку из магнитофона, когда ты заходишь в помещение. Мне нравилась эта песня, мы знали, что она была коммерческим хитом, и она сработала, но мы быстро продолжили с 'All Night Long', как бы сказав: «ну, мы знаем, что можем пробиваться и своими песнями». 'Since You've Been Gone' помогла нам продвинуться на коммерческую сторону. Пока не переходишь через край и не начинаешь каждую неделю выступать на шоу Тори Блэкберна, в этом нет ничего плохого. Это не компромисс, просто нужно признать, что некоторые люди не так музыкально образованы, как другие, нельзя постоянно всех обучать. Главное не переходить границу и не продаваться, как МакКартни, который, по-моему, ее перешел, он хочет лишь продать столько пластинок, сколько сможет, без музыкального содержания. Он – первый пример музыканта, который опустился и начал выпускать вещи в стиле Andy Pandy. Но когда ты осветил мир лучшей коммерческой музыкой всех времен, возможно, уже ничего больше и не остается, кроме как писать для детей, которым меньше трех лет, возможно, для него это новое пространство, мне бы хотелось, чтобы он побыстрее оттуда ушел.
- Что вы думаете по поводу сексистской критики текстового содержания All Night Long?
- Мне кажется, многие женщины очень скучны. Все понимают, что это юмор, а о тех, кто этого не понимает, вообще не стоит разговаривать. Весь мир всегда был построен на том, что мужчины бегают за женщинами, а женщины ходят как павлины с поднятыми перьями, так будет всегда, не важно, сколько людей пытаются это изменить.
- Есть ли еще цели, к которым вы стремитесь?
- Стараться порадовать себя. Я могу представить эту группу на гастролях еще 2 или 3 года. Я всегда буду играть на гитаре. Может быть, в следующем году я запишу инструментальный альбом из песен, которые я записал за последние пару лет. Это все медленные песни, в них не так много рока…это просто другая сторона. Это сторона, которую я никогда особо не хотел показывать, потому что у меня ее практически не было.
- Есть ли у вас какие-то амбиции как у гитариста?
- Нет, я лишь всегда надеюсь, что способен играть на гитаре, от меня зависит то, как я занимаюсь и насколько лучше я стану играть. Все, о чем я прошу, это не заработать артрит или потерять руки, потому что я бы сошел с ума этого. Пока я могу играть на гитаре, мне все равно, есть ли у меня коммерческий успех или нет. Я бы просто собрал блюзовую группу. Мне нравится джемовать блюз, это я делаю лучше всего. Иногда я выхожу на сцену, делаю трюки, но играю кучу дерьма. На некоторых концертах мне интереснее устроить представление, чем играть, тогда как я должен думать о правильных нотах, я думаю о том, как заставить прыгать первые ряды. Иногда это больше похоже на кабаре.
- Вам все еще нравится разбивать гитары?
- По какой-то причине я всегда с восхищением делаю это. Иногда я сижу и думаю: «что я сегодня делал, разбил гитару – зачем?». Потом я думаю – так, это нравится мне и это нравится толпе – вот и вся причина. Если мне очень не хочется разбивать гитару – я этого не делаю. Может быть, это что-то вроде бунта против, хм…я хотел сказать «общества», но общество я нахожу более приемлемым, чем музыкальную индустрию, так что, может быть, это бунт против музыкальной индустрии. Не против музыки, только против индустриального дерьма. Все стали ориентироваться на деньги и говорить о том, как продать платиновые альбомы, это не рок-н-ролл. Возможно, поэтому во мне столько злобы, когда я ломаю гитару. Я ломаю что-то, что, как мне кажется, если я уничтожу, то перестану заботиться о людях в музыкальной индустрии. В очень извращенном смысле это похоже на картины Пикассо, очень абстрактное выражение моих идей.
- Как вам удается сохранять энтузиазм?
- Слушая хорошую музыку, которая заставляет меня думать, что это того стоит. Но я все еще думаю, что музыканты должны получать все деньги за то, что они создают. Может быть, им нужно записывать кассеты и издавать продукт самим, послав на *** индустрию звукозаписи.
- Как вы относитесь к своей репутации?
- То, что я получил репутацию ублюдка в этом бизнесе – просто невероятно, может быть, это просто плохая реклама. Люди, которые меня знают, знают что я не огр. Люди, которым я не нравлюсь – это люди, которым я не хочу нравиться. Даже близкие друзья говорят: «ну да, ты можешь быть классным парнем, но иногда я тебя не понимаю». Но это потому что я сам себя не понимаю. Если кто-то спросит меня, почему я так-то поступил, я не смогу ответить, потому что не знаю…