Действие романа Эриха Марии Ремарка Три товарища происходит в Германии, примерно в 1928-м году.
В нём пытливый читатель романа и этой темы без труда обнаружит, как минимум, одного коллекционера виниловых пластинок и тень его ближайшего родственника - супруги, разделявшей страсть мужа весьма необычным способом:

(Дело происходит в пивной Альфонса Если кто-то желает сразу перейти к делу, пусть читает с отчеркнутого мной места. Если кто-то хочет погрузиться в атмосферу этой сцены и узнать, какими были они, собиратели винила в конце 20-х годов прошлого столетия, начинайте читать отрывок с самого начала!)

Альфонс был грузным, спокойным человеком. Выдающиеся скулы. Маленькие глаза. Закатанные рукава рубашки. Руки как у гориллы. Он сам выполнял функции вышибалы и выставлял из своего заведения всякого, кто был ему не по вкусу, даже членов спортивного союза «Верность родине». Для особенно трудных гостей он держал под стойкой молоток. Пивная была расположена удобно - совсем рядом с больницей, и он экономил таким образом на транспортных расходах.
Волосатой лапой Альфонс провел по светлому еловому столу.
- Пива? - спросил он.
- Водки и чего-нибудь на закуску, - сказал я.
- А даме? - спросил Альфонс.
- И дама желает водки, - сказала Патриция Хольман.
- Крепко, крепко, - заметил Альфонс. - Могу предложить свиные отбивные с кислой капустой.
- Сам заколол свинью? - спросил я.
- А как же!
- Но даме, вероятно, хочется, что-нибудь полегче.
- Это вы несерьезно говорите, - возразил Альфонс. - Посмотрели бы сперва мои отбивные.
Он попросил кельнера показать нам порцию.
- Замечательная была свинья, - сказал он. - Медалистка. Два первых приза.
- Ну, тогда, конечно, устоять невозможно! - воскликнула Патриция Хольман.
Ее уверенный тон удивил меня, - можно было подумать, что она годами посещала этот кабак.
...
- Если вам повезет, вы сейчас узнаете главную слабость Альфонса, - сказал я.
- Вот это было бы интересно, - ответила она (Патриция). - Похоже, что у него нет слабостей.
- Есть! - Я указал на столик возле стойки. - Вот...
- Что? Патефон?
- Нет, не патефон. Его слабость - хоровое пение! Никаких танцев, никакой классической музыки - только хоры: мужские, смешанные. Видите, сколько пластинок? Всё сплошные хоры. Смотрите, вот он опять идет к нам.
- Вкусно? - спросил Альфонс.
- Как дома у мамы, - ответил я.
- И даме понравилось?
- В жизни не ела таких отбивных, - смело заявила дама.
Альфонс удовлетворенно кивнул:
- Сыграю вам сейчас новую пластинку. Вот удивитесь! Он подошел к патефону.
Послышалось шипение иглы, и зал огласился звуками могучего мужского хора. Мощные голоса исполняли «Лесное молчание». Это было чертовски громкое молчание.
С первого же такта все умолкли. Альфонс мог стать опасным, если кто-нибудь не выказывал благоговения перед его хорами. Он стоял у стойки, упираясь в нее своими волосатыми руками. Музыка преображала его лицо. Он становился мечтательным - насколько может быть мечтательной горилла.
Хоровое пение производило на него неописуемое впечатление. Слушая, он становился кротким, как новорожденная лань. Если в разгар какой-нибудь потасовки вдруг раздавались звуки мужского хора, Альфонс, как по мановению волшебной палочки, переставал драться, вслушивался и сразу же готов был идти на мировую. Прежде, когда он был более вспыльчив, жена постоянно держала наготове его любимые пластинки.
Если дело принимало опасный оборот и он выходил из-за стойки с молотком в руке, супруга быстро ставила мембрану с иглой на пластинку. Услышав пение, Альфонс успокаивался, и рука с молотком опускалась...
...
Пластинка кончилась. Альфонс подошел к нам.
- Чудесно, - сказал я.
- Особенно первый тенор, - добавила Патриция Хольман.
- Правильно, - заметил Альфонс, впервые оживившись, - вы в этом понимаете толк! Первый тенор - высокий класс!

Вот так! "И рука с молотком опускалась"!