Русские женские плачи — необыкновенное явление. Они не только изъявление чувств, они — осмысление совершившегося. Академик Д.С.Лихачев
Говоря о восприятии г-жой Антоновой спасенного и доставленного в 1945-м году в Пушкинский музей шедевра Рафаэля "Сикстинская мадонна", я вспомнил о "русских плачах", о которых так хорошо и убедительно говорил академик Дмитрий Сергеевич Лихачев.
" Женственная лиричность и нежность всегда вплетаются во все оборонные темы древнерусской литературы. В моменты наивысшей опасности и горя вдруг неожиданно и поразительно красиво начинает слышаться голос женщины.
С наступающими врагами сражаются не только воины — борется народ. И как последняя подмога приходят женщины. Именно они строят вторые стены позади разрушенных, как это было в Киеве во время нашествия Батыя или во Пскове при нашествии Стефана Батория. Именно они выхаживают раненых, уносят и погребают тела убитых. И именно они осмысляют в своих плачах случившееся.
Русские женские плачи — необыкновенное явление. Они не только изъявление чувств, они — осмысление совершившегося. Плач — это отчасти и похвала, слава погибшим. Плачи проникновенно понимают государственные тревоги и самопожертвование родных, значение событий. В них редки упреки. Плачи по умершим — в какой-то мере ободрение живым.
Не случайно и в «Слове о полку Игореве» в момент тягчайшего поражения, когда Игорь пленен, на стены Путивля всходит Ярославна и плачет не только по Игорю, но и по его воинам, собирается полететь по Дунаю, утереть кровавые раны Игоря.
Русские плачи — это как бы обобщение происшедшего, его оценка".
Так и в нашем случае, трактовка Ириной Александровной Антоновой, участницей войны, тогда ещё юной сотрудницей Пушкинского музея, восставшего из небытия рафаэлевского полотна - тот самый "женский плач", обобщивший происшедшее, прекрасное и ужасное, божественное и земное.
Плач по умершим, а младенец Иисус закончил свой земной путь трагически, даёт мощное ободрение живым. Живущим и верящим.
"Так было и в Ленинграде. - Продолжает Лихачев.- Мужество вселялось сознанием значительности происходящего и пониманием живой связи с русской историей. Мужество проявляли женщины Ленинграда, строившие укрепления, носившие воду из прорубей на Неве и просто стоявшие ночами в очередях в ожидании хлеба для своей семьи. Женщины же зашивали в простыни умерших, когда не стало гробов, ухаживали за ранеными в госпиталях, плакали за своих мужей и братьев и по ним.
И как значительно в этом национально-историческом плане, что осада Ленинграда раньше всего нашла свое отражение в плачах-стихах женщин — Ольги Берггольц, Анны Ахматовой и Веры Инбер.
Надписи Ольги Берггольц выбиты на тяжелых камнях Пискаревского кладбища. Ольга Берггольц вернула литературе камни как материал для письма…"
А пафос... Его, как минимум, не нужно путать с эпосом.
И в качестве музыкального подарка - "Пафосная" соната Бетховена.
