Общепринятое народное мнение про гениев гласит, что если человек гений, то он обязательно полон странностей, а часто и вообще какой-нибудь шизофреник. Конечно, это никак не является правилом (возьмите хотя бы Иоганна Себастьяна Баха, гения из гениев и при этом совершенно обычного, нормального, даже неприметного человека), но… изрядная доля истины в народном мнении есть! И что касается джазовых гениев, то среди них странных людей, фриков всегда было более чем достаточно. И я хочу напомнить вам про одного из величайших,  известнейших и влиятельных джазовых новаторов ХХ века и при этом одного из самых странных, одиноких, и недопОнятых в своей известности… этого музыканта, композитора, пианиста звали Телониус Монк. 

Даже само его имя настолько многозначительно определяет сущность этого артиста, что остается только диву даваться такому поразительному совпадению. В 1917 году, когда он только появился на свет, родители назвали будущего гениального джазового отшельника весьма необычно – полностью это по-английски звучит как Thelonious Sphere Monk. Фамилия Monk переводится как «монах», Sphere – это, собственно означает просто «СФЕРУ» - почему сферу, зачем сферу?... непонятно, ну а Thelonious – крайне редкое имя, которое сами американцы переиначили следующим образом, озаглавив статью о музыканте The Loneliest Monk – “самый одинокий монах”…. и все это складывается в парадоксально верную (и художественно и психологически), картину… Телониус Монк, кто он? – а он такой, как его зовут - Самый Одинокий Сферический Джазовый Монах – и исключительно символично, что последние несколько лет своей жизни он провел в добровольном молчании и добровольном заточении в одной комнате, где стоял рояль, но он на нем не играл – никто не знает почему, ведь инструмент до этого всегда был его лучшим собеседником.

И это никакое не преувеличение – насчет инструмента… оригинальность и самобытность Монка всегда настолько, я бы сказал, вопиюще выделяли его на фоне остальных джазменов – во все времена – что рядом с ним на сцене почти все музыканты чувствовали себя несколько не в своей тарелке. Даже непрошибаемый авангардист Майлс Дэвис, который всегда находился на переднем крае джазовой мысли, поначалу не до конца понимал, что же такое играет Телониус… Дэвис был чрезвычайно вспыльчив и однажды он не выдержал и наорал на Монка прямо во время сессии записи своего альбома Bag’s Groove – дело в том, что пианист «завернул» такие пассажи, на которые Майлс просто не нашелся, что сымпровизировать, каковая ситуация явилась для него чуть ли не позором… Маленький, но буйный Дэвис и большой, но спокойный обычно Монк сцепились не на шутку, потому что Монк категорически отказывался подстраиваться под кого бы то ни было, в том числе и под Дэвиса. Они чуть не подрались, хотя потом в своей автобиографии Майлс называл эту историю слухами и все отрицал…

 

 

Это был ролик с записью аж 1960 года… а слушается она так свежо и современно, как не многие музыканты и сегодня исполняют – можете себе представить, какое впечатление эта музыка оказывала тогда. Да, большинство ее поначалу откровенно не понимало, его альбомы до 56 года продавались довольно плохо, один критик любил называть Монка «слоном на рояле», но пианист и композитор в любом случае оказывал и на слушателей, да и просто на окружающих некое гипнотическое воздействие – даже если его не понимали, его все равно дико уважали и буквально боялись что-нибудь возразить. Авторитет Телониуса сам по себе у музыкантов и людей круга искусства равнялся практически бесконечности.

Альбомы его, как я уже сказал, были до определенного времени совершенно некоммерческими, но ведь их все равно издавали – до момента широкого успеха у Монка вышло целых шесть долгоиграющих своих пластинок и его постоянно приглашали играть и записываться с другими музыкантами!  Джазменам порой было с ним неудобно, непонятно, но они все равно пытались что-то совместно сделать. Не зря абсолютно все, с кем вместе Монк играл хоть какое-нибудь значительное время, впоследствии становились джазовыми звездами… один Джон Колтрейн чего стоит! А Колтрейн позже вспоминал, что когда он начинал расспрашивать Телониуса о чем угодно – о музыке, о семье, о жизни вообще, то практически никогда не получал словесного внятного ответа. Монк или отмалчивался, или (что случалось чаще всего), просто садился за рояль… и начинал играть! Он отвечал Колтрейну музыкой на каждый его вопрос. Джон впоследствии неоднократно во многих интервью или беседах, когда речь заходила о Монке, признавался, что, будучи уже сам вполне зрелым и сложившимся музыкантом и человеком, он все время, когда был рядом с пианистом, ощущал себя почти школьником. 

Немногословие Монка вошло уже буквально в джазовые легенды. Иногда реальные рассказы о нем, подтвержденные серьезными очевидцами, можно принять за анекдоты. Интервью с ним выглядят совершенно необычно, не так как мы привыкли – короткий вопрос и длинный ответ – ровно наоборот. Я специально подсчитал количество слов в одном небольшом интервью с Телониусом, которое у него брали еще в такой достаточно для него «разговорчивый» период – в 1961 году, на взлете славы, можно сказать… Пересказывать его полностью или частично нет никакого смысла, потому что все усилия интервьюера буквально разбивались о почти односложные ответы музыканта. Достаточно сказать, что сам журналист во время беседы произнес 180 слов, а в ответ получил всего около 40 !!! Самое длинное предложение, произнесенное Монком, состояло из 9 слов… а самое часто встречающееся – из двух! В финале интервью пианист, не желая быть невежливым, не стал говорить, что ему все это до чертиков надоело, а просто положил голову на руки… и захрапел.

Монк не притворялся. Его душевная организация была на самом деле такова, что как только ему становилось скучно, ему требовалось или подойти к роялю и начать играть… или он попросту засыпал. Доходило до казусов. Он умудрялся заснуть в клубе на джем-сейшене прямо сидя за клавиатурой и ожидая своей очереди солировать – слушать других ему было, видите ли, совершенно неинтересно. Но так было, конечно, не всегда. Слава Богу, в самом конце 50-х у него образовался постоянный состав-квартет из джазменов-единомышленников, а именно кроме него самого из саксофониста Чарли Роуза, басиста Уилбура Уэйра и барабанщика Бена Райли. Басист впоследствии поменялся, но это не так важно – звучание квартета и взаимодействие музыкантов наконец-то полностью устраивали Монка, а Чарли Роуза он вообще считал идеальным духовиком и они проработали вместе больше 10 лет. Предоставляю вам самим удостовериться, как слаженно и замечательно звучал квартет Телониуса Монка своего лучшего периода – середины 60-х лет.

 

 

Звучала опять авторская вещь Монка – пьеса Lulu's Back In Town, сыгранная на европейских гастролях квартета в Норвегии в 66 году. В то время музыку этого джазмена-отшельника уже начали всерьез изучать в консерваториях на отделениях композиции – некоторые профессора всерьез сравнивали Монка с Веберном, а французский музыковед Анри Одер заявил, что Телониус Монк – первый джазмен, который обладает специфически модернистским эстетическим чутьем. Пианист у себя на родине, в США, всегда глубоко наплевательски относился к собственным успехам и неуспехам у публики – мнение массового слушателя его попросту не интересовало.

Отчасти это происходило оттого, что американская публика никогда не воспринимала модерн-джаз как музыку, требующую особой подготовки и определенных слушательских усилий для ее восприятия… и Монк никогда в Америке не чувствовал правильной, адекватной ему реакции зала. Зато в Германии и Скандинавии почти с самых первых поездок он ко все возрастающему собственному изумлению обнаружил, что тамошняя публика мало того, что заполняет битком двухтысячные залы на его концертах, так еще и совершенно в нужных, правильных местах реагирует на его композиции – немцы и норвежцы оказались гораздо лучшими знатоками и ценителями джаза, чем американцы. А в США ему часто приходилось выступать перед минимальной, «своей» аудиторией… буквально на «квартирниках». 

Для меня вообще довольно странно, почему Монк еще в пятидесятые годы не собрался и не уехал из Нью-Йорка в Европу, как это сделали многие десятки его коллег. Для этого ведь была еще одна веская причина – фатальная невезучесть нашего героя у себя на родине. Его два раза лишали права выступать в клубах Нью-Йорка за грехи, которые он не совершал. В первый раз и надолго – с 51 по 56 гг. – за то, что в его машине, в которой он ехал вместе с приятелем, пианистом Бадом Пауэллом, полиция нашла героин. Монк не употреблял тяжелые наркотики, героин был собственностью Пауэлла, закоренелого наркомана, но Монк заупрямился, и не захотел предавать товарища. В итоге без разрешения на клубные выступления он потерял свой регулярный доход музыканта – он мог только время от времени выезжать на гастроли и изредка поигрывать в театральных залах – даже в Нью-Йорке джаз не был филармонической музыкой. А вот в Европе – был.

В США телетрансляция джаза по общенациональным каналам была возможна только, если концерт проходил как минимум в Карнеги Холле, а в Норвегии и Германии выступления квартета Монка почти все были показаны вживую по главным местным каналам. Мне трудно понять, почему Телониус Монк после нескольких своих первых европейских гастролей не уехал туда насовсем. Такой поступок совершило множество американских джазменов и они потом не жалели – в Европе к ним относились практически как к академическим серьезным музыкантам. Скорее всего, Телониус был очень уж большим домоседом, и чересчур нелюдимым и тяжелым на подъем человеком для такого решительного шага.

Конечно, уже в 60-х годах Монк и в США был очень известен, достаточно упомянуть, что его портрет появился в 64 г. на обложке главного американского журнала того времени «Time» и портрет сопровождался, естественно, большой статьей. И с самим рисунком и с публикацией связаны любопытные истории. Рисовал Монка известный американский художник, Борис Шаляпин, сын Федора Шаляпина. Он приглашал музыканта к себе в студию, усаживал позировать и рассчитывал управиться за пару дней. Однако все оказалось не так просто.

Монк приходил, послушно садился в позу, указанную художником, и… через две минуты начинал храпеть и кивал головой. Борис тактично пытался будить – не помогало, тогда он кричал: «Монк, проснись!!!» Телониус подпрыгивал, вскакивал со стула и начинал описывать круги по комнате, напевая имя художника на разный манер: «Шалааапин, Шалапиииин» - надо сказать, только к концу недели позирования, ему удалось произнести это правильно и с нужным ударением. Шаляпин говорил, что это были самые трудные сессии портретной живописи в его жизни, но на Монка сердиться при этом было невозможно – настолько он вел себя непосредственно и без всякого притворства. 

Похожая, только более продолжительная история приключилась и с журналистом Барри Фаррелом, который должен был написать статью о пианисте. Фаррелл собирался взять у него два-три «умных» интервью, поговорить с его коллегами – и дело в шляпе. Но не тут-то было. Потом журналист признавался, что брать интервью у Телониуса Монка сложнее, чем у какого-нибудь вождя племени мумбо-юмбо. Монк не отказывался поговорить, но что прикажете делать журналисту, если на серьезный вопрос «Кто из пианистов прошлого оказал на Вас в молодости самое большое влияние?» наш герой уверенно, быстро и тоже «серьезно» отвечает: «Как это кто? Я сам, конечно и повлиял!»… или на другой очень глубокомысленный вопрос «Какие книги Вы прочитали за последние годы, и было ли в них что-то связанное с музыкой?», пианист «на голубом глазу» выдает такую реплику: «Да я вообще книг не читаю»… что явно не соответствует действительности.

В общем, Барри Фаррелл в общей сложности потратил на беседы с Монком и написание статьи целых три месяца!!! Но надо сказать, он в итоге таки справился с этой архитрудной задачей – статья находится в общем доступе, если интересно – найдите и прочитайте, получите удовольствие.

А сейчас посмотрите фрагмент сольного выступления Монка в 69 году в Германии. Великий модернист джаза чаще всего в то время исполнял свою собственную музыку, но иногда делал исключения и вставлял в программу какие-нибудь стандарты. Правда, то, что потом получалось из этих вечнозеленых мелодий, «стандартами» назвать уже было невозможно. Слушайте, что сотворил Монк с самой известной темой оркестра Дюка Эллингтона «Караван»!

 

 

Монк жил только и исключительно музыкой и был очень одинок. Его жена Нелли приняла нелюдимость своего мужа как данность и никогда не приставала к нему ни с расспросами, ни с уговорами, она опекала мужа как могла, ездила с ним во многие поездки и ухаживала за рассеянным и погруженным в свои мысли гением. Друзей у Монка было тоже очень мало – его порой было даже трудно понять в разговоре – его мысли свободно перескакивали с одного на другое без всякой видимой логики. Часто Монк даже будучи не один, погружался в себя и вдруг в любой обстановке – дома или на улице – начинал кружиться на месте под какую-то звучащую в его голове музыку.

И так случилось, что лучшими друзьями Монка были женщины – и кроме незаменимой помощницы в делах и верной подруги пианиста – жены Нелли – здесь надо назвать два имени: пианистки Мэри Лу Уильямс, и еще богатой фанатичной поклонницы джаза, отлично известной в би-боповских кругах баронессы Панноники де Кенигсвертер. Панноника заботилась и принимала участие в судьбе многих джазменов, но жизнь двух гениев музыки оказалась связана с ней крепче всего – Чарли Паркера и Телониуса Монка. Достаточно сказать, что и тот и другой много времени проводили в ее доме (оба имели в нем даже свои отдельные комнаты) и тот и другой умерли буквально в ее присутствии, а она была не в силах их спасти, и это стало для нее настоящей трагедией. 

Но сейчас я хотел бы все же рассказать интересную, забавную и во многом показательную историю, связанную с ранней жизнью Монка в Нью-Йорке, когда он много искал, экспериментировал и находил множество новых неординарных ходов в современном джазе… ему хотелось поделиться с кем-то своими находками, и лучше всего его понимала тогда как раз Мэри Лу Уильямс. Она -  одна из самых известных женщин-пианисток в джазе, в 50-е годы снимала квартиру в Нью-Йорке и часто приглашала джазменов-приятелей по вечерам попозже после работы прямо к себе домой поиграть вместе. Монка она тоже всегда приглашала, но тот очень не любил большие скопления людей, поэтому старался прийти как можно позднее, когда большинство разойдется по домам.

И вот одной ночью, когда у пианистки, как всегда, сидела теплая компания, она вдруг почувствовала, что чертовски устала, выпроводила всех из квартиры и улеглась спать. Однако гости, уходя, оставили входную дверь незапертой, а Мэри так устала, что забыла ее проверить. И вот в четыре утра (!!!) к ней заявился Монк! Он, видите ли, знал, что у нее ночью было полно гостей, но хотел сыграть ей свою новую композицию в спокойной обстановке, когда все уже наверняка уйдут. А о том, что хозяйка после этого просто ляжет спать, он, всецело захваченный своей музыкой, даже и не подумал. Да и в самом деле, пустяки какие!!!

Телониус позвонил, никто не отреагировал, тогда он просто толкнул дверь и та открылась. Он зашел и увидел, что Мэри спокойно спит. Вы думаете, Монк повернулся и ушел? Ничего подобного. Однако боже упаси, он не стал тормошить хозяйку среди ночи – Телониус был деликатным человеком. Он просто решил… подождать! Кровать у Мэри Лу была огромная двойная. Прямо в пиджаке и брюках пианист аккуратно улегся на спину на противоположный краешек кровати... и, естественно, заснул. Когда Мэри Лу утром проснулась и открыла глаза, первое, что она увидела, это мужчину, мирно храпящего на ее кровати. Спросонья она испугалась и завизжала. Мужчина, то есть Монк, тоже спросонья испугался (еще бы, когда спишь, а рядом начинают пронзительно верещать)... он вскочил и машинально хотел выскочить в дверь, но ошибся, потому что дверей было несколько и притом похожих друг на друга... он влетел со всего размаху в гардеробную, споткнулся, упал, и на него свалилась куча одежды… 

Короче, потом Мэри Уильямс веселилась целую неделю, пока рассказывала всем друзьям об этом случае. Вы спросите: «А Монк»? А что Монк... он тогда, лежа в гардеробной, сначала пришел в себя, потом все-таки сыграл свое новое сочинение, молча выслушал похвалы и с достоинством удалился. Что именно он сыграл для Мэри Лу Уильямс в то утро? История умалчивает. А жаль…  …Что ж, рассказывать о Монке можно еще очень и очень долго, но, надо, как говорится, останавливаться вовремя… Лучше послушайте еще одну композицию в исполнении Телониуса Монка – наверное, самую известную его пьесу Round About Midnight, которая давно стала джазовым стандартом… это будет одно из довольно ранних сольных исполнений – 1954 года… еще до его «периода известности»… и обратите внимание, как хорошо слышно, насколько напряженно работает мысль пианиста во время игры – он буквально досочиняет музыку в процессе игры на «заданную себе тему»…

Кстати, по этой и по подобной ей причинам всегда очень интересно слушать сольное исполнение гениального джазового «монаха» – когда ему не надо было отвлекаться, прерываться, выдерживать чужой темп – он становился абсолютно самодостаточным, сидя один за рояльной клавиатурой и извлекая из нее невероятные, нелогичные, но захватывающие и волшебные звуки.