Был самый конец лета, это примерно 91-й или 92-й год, точно не помню. Вечерело, солнце садится, палет, но в воздухе уже холодок, лету по сути конец. Я жил тогда на первом этаже многоэтажного дома, был один дома и решил слушать тогда ещё свежий для меня Islands. Это была достаточно поганая запись на бобине, на второй стороне был Starless & Bible Black. Установив катушку на Астру-209 и направив сигнал на маленькие плоские колонки от Веги-108, 25АС по моему, стал я погружаться в ''острова''.
Окно в комнате было открыто, и я зачем-то выглянул в него, наверное эта музыка и позднелетний дух за окном показались мне как-то связанными, а может была и какая нибудь другая причина, не важно, но выглянув, я увидел прямо перед окном три или четыре пасущихся коровы.
За домом газон, а мой ядерный городок, в котором я живу, расположен впритык к очень старому, умирающему селу. Вот очень не многочисленные жители этого села и выпасают иногда свой скот прямо на городских газонах, не всё время, но иногда. Окно от земли наверное метра два, может чуть больше и я не сразу заметил человека, стоящего прямо под окном, спиной к стене и лицом к коровам. То была пастушка в платке и длинной веткой в руках, в качестве хлыста. Глядя на неё сверху (она стояла прямо подомной) я заметил, что это человек уже очень не молодой, наверное больше шестидесяти, а может и все семьдесят. Она не могла меня видеть, я был сверху, но за то я мог видеть хорошо, что она покачевает головой в такт музыке, звучащей в моей комнате, Islands только-только начинался. Не придав этому большого значения, я вернулся в комнату, плюхнулся на диван, и перестал воспринимать что либо, кроме того что звучало.
Когда забрезжили первые, слабые звуки последней, одноимённой песни альбома, я почему-то встал и снова выглянул в то-же окно. Там совсем уже смеркалось, но фонари над мимопроходящей дорогой ещё не ожили. Коровы всё так-же паслись прямо передо мной, и всё так-же внизу, спиной к стене стояла их хозяйка. Песню Islands мне было дано прослушать так только раз в жизни, я - современный, развитый и амбициозный двадцатидвухлетний мальчишка, и она - старый и тёмный сельский человек сталинской эпохи, не знавший ничего, кроме своей хаты, крытой соломой, своих милых и капризных коров, и в лучшем случае распологавшей чёрно-белым телевизором, с двумя убогими советскими каналами. Мы были зачарованы этой музыкой и неотвратимо надвигающейся темнотой, и когда кончилось всё, ещё мгновение мы продолжали стоять. Я уловил движение её головы и еле успел спрятаться в комнату, мы так никогда и не взглянули в лицо друг другу.
С той поры минуло больше двадцати лет. Я превратился в настящего, полноценного, высококачественного взрослого дурака, а она, скорее всего, давно превратилась в прах, может конечно и нет, но что-то мне подсказывает, что это именно так. Будет излишним сейчас говорить о том, что для меня теперь значат эти последние дни лета, повторяющиеся каждый год. Мы приходим с надеждой и уходим в отчаянии, но пока мы дышим, память наша живёт.