В паре шагов от меня стояли о-ы-э-э-э.., наверное, местные аборигены. Оба в шкурах, до колен. Оба в таких же шапках, мохнатых. На ногах какие то чюни, скорее на унты похожие, и обвязанные кожаными, сыромятными ремешками.
Блин! И это в середине лета-а?
У обоих, бороды лопатой, морды загорелые, молодые, патлы до плеч, на шеях шнурки с коллекцией всевозможных клыков и когтей, в руках по копью, а за спинами, еще и луки со стрелами болтаются. Тот, который справа, убирает копье и протягивает мне грязную, мозолистую руку, с шикарным, таким, розовобоким яблоком, а сам, зараза, не сводит глаз с моего карася.

Не! Шото я все-таки не догоняю. Какие нахрен лучники в будущем? Ну, в натуре, вынос мозга. И я покосился на кучку травы скрывающей всепогодный дробовик.

Между тем, чувак, опять ткнул меня копьем, уже под ребра, и еще ближе, придвинув яблоко мне под нос, кивнул широкой бородой на рыбешку.
--А! Ченч!? --Сообразил я. --Так бы сразу и сказал. Да бери, не очень то и хотелось, -- и лихо протянул ему свой неудавшийся завтрак. --И эта, палку, убери нахрен.
Чувак неожиданно выпустил из рук яблоко и обеими лапищами схватил карася. Я не успел и глазом моргнуть, как он исчез в его пасти, вместе с костями и хвостом.
Кстати, а вот зубы у него были идеальные, не чета моим, хотя смрад от шкуры, и валил отвратный.

Обтерев рыбий жир о бороду, чувак ткнул грязным пальцем во второго карася, и что то требовательно промычал.
--Не-е! Так не пойдет, --и я пошатал, из стороны в сторону, указательным пальцем у него перед носом, –я тоже жрать хочу. Понял!?
Мля-а! Таких обиженных глаз, я не видел давно. Знаете, без хитринки и издевки, просто, честных. Чувак посмотрел на своего товарища, виновато пожал плечами и что то пробурчал извиняющимся тоном. Тот похлопал себя руками по бокам, ну, типа, карманы у него в шкурах, и отрицательно покачал головой, ну нету, блин, ни фига. Потом с тоской посмотрел на карасика и судорожно сглотнул.

Не, ну вы как знаете, а я на такое, спокойно, смотреть не могу. Нагнулся, взял пруток с рыбехой, и протянул второму.
--Угощайся, братан.
Знаете, люди мы все разные, красивые и безобразные, но голодного человека от зажравшегося, я еще могу отличить. А я, здесь, --явно зажрался. У меня есть семь карасей. И я нагнулся, что бы достать еще рыбешки из-под углей.

Чвак! Чвак! Фьюить! Раздалось над головой и что то гарячее плеснуло мне на спину. Я резко оглянулся и отпрянул в сторону. На костер заваливался первый абориген, с удивлением в одном глазу и наконечником стрелы, в другом. Рядом свалился второй, и тоже, со стрелой в затылке.
Вашу мать! Я схватил дробовик, откатился в сторону и замер. Какого хрена здесь происходит?

Примерно через минуту, на противоположной стороне поляны раздвинулись кусты и на нее тесной группой вышло пять человек. Тоже все в шкурах, с копьями и луками в руках и в этих мохнатых, нелепых шляпах. Самый здоровенный из них, напоминающий Конана Варвара, остановился в центре площадки, задрал голову и стал громко сопеть, принюхиваясь. Черт! Я же знал, шо мои вкуснячие караси, это шедевры кулинарного искусства всех времен и народов. Но шо б до такой степени!?
Ишь, как аборигены на них прут, прям, как пчелы на мед.

Я долго не колебался, прицелился в здоровяка, и без всякой жалости, нажал на спуск. Расстояние было, метров пятнадцать-двадцать, поэтому, видать, досталось всем. Когда амбал свалился, а остальные завизжали от боли и шока, я шарахнул из второго ствола. Наверное, им хорошо прилетело по головам, упали сразу трое, а я откатился в сторону и стал перезаряжаться.
Почти метровый сноп огня, от несгоревшего, в коротких стволах, пороха, и адский грохот, вгонят в ступор любого, но… Оставшийся чувак, как тополь на Плющихе торчал на поляне, натягивал свой лук твердой рукой, и выцеливал меня.

Вот дебил! Ну извини, ты сам напросился. И я опять выстрелил в человека.

Тот, кто пришел к моему очагу, предложил поменяться едой и не убил вероломно в спину, это друг. А тот, кто подло, из под тишка, всадил ему стрелу в голову, это, --мой враг. И не пригнись я вовремя, валялся бы сейчас рядом с этими двумя неудачниками, со стрелой в макушке.
Поэтому, рассуждать о милосердии, я не стал.

Когда стоячих уже не осталось, не спеша собрал пустые гильзы, отполз к кострищу, и, взявшись за шкуру, оттянул от углей мертвеца. Да. Здесь уже помощь, совсем не нужна.
Сдернул с куста футболку, внимательно осмотрел опушку леса, и, плюнув на стоны раненых, убрался в чащу.

Мля! Позавтракал один.