Но чувакам, были абсолютно по барабану мои переживания. К ним, в момент, сбежались все местные обитатели, от мала до велика, и отвлекли от поедания меня глазами. Не, серьезно, я ощущал себя огрызком. У меня все тело зудело от их взоров. Знаете, ведь не зря говорят, что в экстремальных ситуациях, многие люди могут чувствовать, когда на них смотрят. Ну, вот я и чувствовал. И чувства эти, оптимизма, совсем не придавали, а даже, наоборот.
Я задергался еще сильнее. Перспектива, отправиться в места «вечной охоты», совсем не окрыляла.

Всадники спешились. Детвора взяла лошадей под уздцы и увела на край поляны, а вояки, окруженные бабами и пацанвой по старше, подошли к вигваму, с головами на копьях, и притихли. Через пару минут оттуда вышел… вышла.., в общем, вышло, оно, --чудо в перьях. Не, понятно, что сначала в шкурах, потом в бусах, из здоровенных клыков какого то зверья, и только уже потом, в настоящих перьях.

Мля! Североамериканские индейцы, со своими шикарными головными уборами, нервно курят «трубку мира» в сторонке. У тех, перья были только на голове, а у этого красавца, --везде. Вся его могучая туша была укутана шкурами, сплошь утыканными разнокалиберными, по цвету и размеру, птичьими перьями. Со стороны, это напоминало пугало, которое облили смолой и выпотрошили на него пару-тройку подушек, а в шапку из меха, пучком, воткнули полтора десятка длинных петушиных перьев.

Толпа благоговейно застыла и склонила головы. Чудо подняло к небу руки и что то хрипло прокричало. Блин! Ну, шо тот дебильный ворон, проклевавший мне кроссовок. И у меня, аж указательный палец зачесался. Тут полог опять откинулся и оттуда показалась сгорбленная старуха.
Бабу Ягу, из «Морозко», помните, которую Георгий Милляр сыграл? Так вот это, --ее старшая сестра.
Те же два симпатичных, кривых и желтых, нижних зуба, достающих до крючковатого носа, те же длинные грязные патлы, такая же затасканная бандана, и, бессчетное количество юбок. В правой руке, была кривая клюка, а в левой, какой то узел.
Следом за ней, из вигвама, вышел тот самый вонючий пацан, так нахально метавший в меня свой нож и копье, Зоркий Сокол, мать его. Он тоже был согнут пополам, как яга, неся в руках какой то каменный горшок.
Как раз, в это время, налетел свежий ветерок и мохнатые шкуры затрепетали, как флаги .
Чувак в перьях, вновь подпрыгнул, как горный козел, взмахнул призывно руками, и повел всю толпу, к помосту. Там, он воткнул в землю копья с головами, взял в руки древко, очень похожее на те, что я видел в пещере, и, поднес его к пацанскому горшку. Где то, через минуту, появился дым, а затем, уже и огонь. Он еще пару минут бесновался, прыгал и хрипел, и, наконец, сунул факел в вязанку камыша. Полыхнуло бодро. Как будто, кто бензином облил. Да и неудивительно. Лето же.
Пока костер разгорался, чувак забрал у старой карги узелок, потряс им над головой, указал рукой в мою сторону, и, забросил его в огонь.

Вот ушлепок! Как он потом пожалеет. Гы-гы!