(29-03-2013 15:47)Эдди писал(а): То что народ любил понятно, но вот насчёт пластинок...
Теперь благодаря borninussr знаю что выпустили как минимум 3.
Большинство пластинок Вертинского вышло на рубеже 20х-30х на Парлофоне, Одеоне и Коламбии. До определенного момента они свободно и в немаленьких количествах ввозились в СССР.
В самом СССР прямо вовремя войны, в 1944 году нарезали 16 матриц - 8 пластинок, но две из них в продаже никто никогда не видел: у коллекционеров есть только тест-прессы. Остальные 6 печатались после войны, но лично мне попались только две из них.
Уже не при жизни на "Мелодии" вышло 4 альбома (один двойной) и две ипишки, но это уже переиздания старого материала.
(01-04-2013 21:59)borninussr писал(а): Спасибо за 31 июня В фильме звучит голос Анциферовой, а на пластинке уже Георгиади. Интриги! Но обе спели шикарно, с собственной подачей.
Да, сейчас заслушал оба варианта... чёрт его знает, Георгиади как-то жёстче исполняет, больше на рок вариант похоже, а Анцифирова вроде душевней или эт я просто больше к фильму привык...
Но оба варианта классные
1. худ. фильма "До свидания, мальчики", 1964
2. из спектакля "Мираж, или Дорога русского Пьеро" с Анастасией Вертинской
из биографии: "Дебют Александра Вертинского на эстраде состоялся в 1915 году, в знакомом ему Арцыбушевском театре миниатюр, которому он предложил свою новую программу: «Песенки Пьеро». Арцыбушева одобрила идею: для артиста изготовили экзотическую декорацию, подобрали «лунное» освещение.
Вертинский стал выходить на сцену загримированным и в специально сшитом костюме Пьеро, под мертвенным, лимонно-лиловым светом рампы."
Инструментальный ансамбль «Мелодия» п/у Г. Гараняна
Редактор А. Качалина
В ролике использованы фрагменты:
худ. фильм "Вертикаль", 1967
История создания "Песня о друге"
Рассказывает Леонид Елисеев:
Было это в самом начале съемок к/ф "Вертикаль".
Я рассказал Володе один случай, который произошел с группой,
где я был руководителем.
Летом 1955 года мы совершали восхождение на вершину Доппах в Дигории.
В группе было шесть человек: Елисеев-Ласкин, Морозов-Иванова,
Гутман-Кондратьев.
Поднимались с перемычки на гребень,
откуда до вершины путь шел уже по нему.
Быстро прошли ледовый склон, вышли на скалы
- 80-метровый бастион, за которым был выход на гребень.
Метров через 40-50 я организовал страховку
за огромную скалу-монолит, заснеженную по бокам,
- принял к себе идущего вторым Ласкина.
Ласкин быстро переналадил страховку
и стал принимать идущего третьим Славу Морозова.
Пройдя несколько метров, услышал крик. Я оглянулся и увидел,
что верхняя часть скалы, на которой держалась вся наша страховка,
медленно отходит от стены. Кричал Ласкин: он похоже,
потерял голову от происходящего и ничего не предпринимал.
Меня охватили гнев и досада: так нелепо, без драки,
без ожесточенной борьбы, надо погибать. Мысли мелькали быстро,
подумал о близких, которым предстояло пережить еще одну трагедию.
Ласкина сорвало, веревка между нами натянулась.
Пролетев в свободном падении более ста метров,
я "приледнился" на только что пройденный ледовый склон,
но падение продолжалось почти с той же скоростью,
только сильные рывки от срыва Морозова и Ивановой
несколько замедлили движение. Вот еще несколько рывков
- это вылетали наши ледовые крючья,
они все же делали свое дело, гасили скорость.
Сорвало пятерых. На шестом, Леше Кондратьеве,
веревка оборвалась, и он остался один посередине ледового склона,
без страховки. Но в тот момент никто из нас,
конечно, этого не заметил.
Когда я наконец приподнялся и осмотрелся, то увидел картину,
на которую, как говорится, без слез и смеха трудно было смотреть:
все стонали и охали, стараясь как-то высвободиться из веревок и снега,
в который их с силой впечатало. Шевелились все, кроме Славы.
Он лежал на спине, головой вниз по склону, стекла в очках были выбиты.
С трудом освободившись от веревок - пальцы не работали,
- я подошел к нему, приподнял за плечи,
чтобы развернуть его головой вверх,
и в этот момент он приоткрыл глаза и сказал:
"Ну вот, и пи.... экспедиции".
но для меня его слова прозвучали не как конец,
а как победный сигнал к жизни. Слава жив, все живы!
Положение не из лучших, но надо действовать!
Я окликнул Ласкина, он отозвался. С трудом, но мы договорились,
что он будет сам со всевозможной осторожностью
спускаться на перемычку. У него еще остались три ледовых крюка,
несколько карабинов и конец веревки.
У Гутмана были повреждены обе ноги; у Ивановой разбита голова
и разодрана кисть руки, сильно побито все тело.
Ласкин внешне выглядел нормально, но что-то у него случилось с головой,
он заговаривался, речь была бессвязной. Сильнее всех пострадал Слава.
Он не мог двигаться, надо было его транспортировать.
Сделать это сами мы не могли.
Из меня и Гутмана получился один вполне работоспособный человек,
мы поставили палатку, уложили в нее пострадавших.
Гутман начал готовить чай, а я решил подняться на перемычку
и сообщить по рации в лагерь о наших делах.
Для этого мне нужно было преодолеть трещину
и подняться метров на 70 по ледово-снежному склону.
Надел кошки, прошел трещину,
поднялся еще метров на десять и услышал крики Леши
- он уже стоял на перемычке. Мы с ним оценили обстановку
и решили, что он один спустится в лагерь и вернется со спасотрядом.
К вечеру пришли спасатели.
После продолжительной паузы Володя спросил: "А что было со Славой?"
Я ответил, что у Славы серьезных повреждений не оказалось,
он довольно быстро поправился и через месяц отработал одну смену
инструктором в альплагере. Следующий сезон он отходил очень удачно,
а в 1957 году погиб на Ушбе.
Вот такую историю рассказал я Высоцкому.
Разговоривали несколько часов, никуда в этот день не спешили.
На следующее утро ко мне в номер
влетел радостно-возбужденный Володя:
- Ну, как спалось? - и, не дожидаясь ответа, добавил:
давай быстрей спускайся ко мне.
Я быстро оделся и спустился.
Володя был по-прежнему возбужден, но, как мне показалось,
к этому добавилось и нетерпение. Его настроение передалось мне.
Я сел в кресло, в котором сидел обычно, Володя на кровать.
Нас разделял журнальный столик, на котором,
ближе к Володе, лежал мелко исписанный листок со стихами.
Он сидел и смотрел на меня, слегка пригнувшись к гитаре.
В этот момент мне показалось,
что он внутренне готовится к прыжку.
И наконец, ударив по струнам, он запел:
"Если друг
Оказался вдруг
И не друг, и не враг,
А так..."
Огромное спасибо за песню о друге. Пишу с маленькой буквы название, потому что для меня это не название, а реально песня о друге. К сожалению не могу Вам поставить больше, чем +5, а их я уже поставил
(04-04-2013 08:45)klubok писал(а): [*]Муслим Магомаев - ПЕСНЯ О КАПИТАНЕ (AMIGA – 8 55 409 )
Сорри, а почему именно эта песня? Конечно у всех разные предпочтения и вкусы, но насколько я знаю по себе и своим знакомым, Магомаев это прежде всего Королева красоты, Ты моя мелодия, Колесо или Солнце взойдёт из Бременских
(04-04-2013 19:40)klubok писал(а): Лично я не против "Луч солнца золотого" или "Королева красоты"
а есть рип пластинки?
К сожалению нет. Я же уже писал, что винил не собираю... просто Капитана вы собрались брать с винила, я и подумал почему именно эту песню ведь на диске должны быть и другие... Ну Луч солнца точно выходил на виниле, у самого в детстве была пластиночка с Бременскими
В фильме звучит голос Анциферовой, а на пластинке уже Георгиади. Интриги! Но обе спели шикарно, с собственной подачей.
или эт я просто больше к фильму привык...
